Иван Юшин
Театр, как искусство, ставит своей целью достижения зрителем максимальной степени сопереживания героям. Если зритель не ощущает себя в той же ситуации, что и герой, то спектакль провалился.
Театр, как искусство, ставит своей целью достижения зрителем максимальной степени сопереживания героям. Если зритель не ощущает себя в той же ситуации, что и герой, то спектакль провалился. Сколько бы цветов родственники и друзья ни вынесли на сцену. Безусловно, это весьма строгий критерий. Согласно нему абсолютное большинство театральных представлений проваливаются. Но это именно то, к чему нужно стремиться, тот идеал, который должен быть перед глазами всех создающих спектакль.
Чикагская театр-студия “By The Way” в апреле привозила на русский театральный фестиваль в Торонто спектакль “Айдонт андерстенд” по пьесе Виктора Шендеровича в постановке режиссёра Сергея Коковкина.
В спектакле «Айдонт андерстенд» по пьесе Виктора Шендеровича есть и берущий за душу контраст при переходе от легких шуток к теме смерти, и яркие, развивающиеся и раскрывающиеся перед глазами зрителей характеры, и красивый разворот сюжета, когда вместо очевидного, ожидаемого «ответа» зритель получает иной, но полностью соответствующей внутренней логике развития характеров вариант.
Два персонажа – живущий на «велфере» на Брайтон Бич старик из бывшего Союза и женщина средних лет, привезённая в Америку ребёнком. Это не просто два поколения, это еще и два разных типа – эмигрант и иммигрант. Для первого важнее было уехать откуда-то, для второго – приехать в определённое место. Эмигрант продолжает держаться за давно почивший в бозе Союз, иммигрант пытается понять Америку, пустить в ней корни. Героиня вышла замуж за американца, у неё англосаксонская фамилия, она почти забыла русский язык, но она в этой стране, здесь и сегодня. Герой не живёт, он ВСПОМИНАЕТ О ЖИЗНИ, которая у него была, он – «там и вчера». Она может быть счастлива сегодня, он – нет. Отсутствие радости он компенсирует тускнеющими воспоминаниями о том, как он был счастлив когда-то.
Вечно недовольный, на 100% уверенный в своей правоте, живущий в прошлом столетии почти анекдотический персонаж мастерски сыгран Вячеславом Кагановичем. Типаж узнаваем мгновенно, с первых секунд, но при этом он не схематичен, не двумерный, а живой, т.е. меняющийся, развивающийся с каждой мизансценой. И мы, зрители, наблюдаем эту постепенную метаморфозу – из серой и пошлой «куколки» постепенно начинает появляться «бабочка» с яркими крыльями, она иначе двигается, иначе реагирует, она вызывает у нас другие реакции. И мы, зрители, проживаем эту трансформацию вместе с героем.
Партнёрша Вячеслава Кагановича на сцене – Марина Карманова – являет нам не менее потрясающее превращение: из стыдящейся собственного иммигрантского происхождения американки, презирающей завязших в гетто выходцев из СССР, она приходит к пониманию того, что хоть жизнь “там” и была принципиально отличной от американской, в той жизни тоже было что-то важное для жизни сегодняшней. Она начинает не только видеть в обитателе Брайтон Бич достаточно интересную личность, но и раскрывает непонятные прежде мотивы поведения родителей. Не может человек, выросший в Америке, до конца осознать абсурдность многих сторон советской жизни (как не может её понять нынешняя молодёжь). Но чем больше деталей узнает человек, тем полнее и точнее оказывается получающаяся картина. И это постепенное просветление в тончайших нюансах и продемонстрировала на сцене Марина Карманова.
A posteriori, стало понятно, что на сцене были большие таланты, которые полностью растворились в своих персонажах, пока же шёл спектакль зал проживал сложные – то дружеские, то конфликтные, то игривые, то родственные, – отношения ставших по-настоящему живыми людей. Не было Марины Кармановой и Вячеслава Кагановича, были Вульф Гольдинер и миссис Уотсон, урождённая Женя Равинская, когда-то жившие в одном городе в бывшем Союзе, а теперь живущие в одном и том же «Большом Яблоке» напрочь непохожей жизнью.
И этот результат – практически максимально возможный для актёра. Во всяком случае с точки зрения сидящих в зале.
В Торонто были представлены работы канадских и американских коллективов, от безнадёжно любительских до действительно профессиональных. От одних спектаклей сводило скулы, от других выступали слёзы восторга. Разумеется, в значительной мере актёрское и режиссёрское мастерство определяли восприятие происходящего, но выбор пьесы имел не последнее значение.
Зрители хотят узнать что-то новое, им не интересно старое, потому им лучше показывать новые пьесы. Логично? Наверное, да. Во всяком случае в той мере, в которой новые пьесы не хуже старых. Вот только гении рождаются редко, на много порядков реже, чем амбициозные графоманы. Посему с весьма высокой степенью вероятности неизвестное Вам, дорогой потенциальный зритель, имя драматурга означает жуткую пьесу, которую не спас бы и хороший режиссёр.
Почему же любительские театры по всему миру ставят невесть какие спектакли? Потому что надеются скрыть свою бездарность, показав пьесу, где беспомощность труппы – как им хочется верить – будет менее заметна. Хотя бы благодаря тому, что сравнивать игру плохого актёра с игрой хорошего не придётся, ибо хорошему актёру в плохой, слабой пьесе участвовать нужды нет.
Спектакль, показанный Tеатром-студией Вячеслава Кагановича на фестивале в Торонто и периодически возвращающийся на сцену в Чикаго, является одним из самых близких к театральному идеалу, когда возникает триединство замысла драматурга, режиссёрской интерпретации и актёрского воплощения (и только в этом случае имеет ценность обычно упоминаемое театральными педагогами и критиками «единство места, времени и действия»).
Не всё, показанное на двух апрельских русских театральных фестивалях в Торонто, было хорошим, откровенной «любительщины» хватало. Вообще, искренние, берущие за душу спектакли редки, но когда после множества разочарований попадаешь на такой, буквально физически начинаешь ощущать эмоциональные и духовные перемены в самом себе. Ради одного этого и стоит ценить подобные фестивали.
Иван Юшин
https://thereklama.com/o-lyudyakh-na-stsene/