Театральная студия “By the way” Вячеслава Кагановича продолжает  славную традицию театрального подвижничества в Чикаго. За что ему огромная благодарность от тех, кому театр необходим не менее, чем хлеб насущный.

Спектакль «Шагал. Цвет любви» поставлен по пьесе Зиновия Сагалова «Полёты с ангелом».

С симпатией относясь к творчеству Сагалова в целом, конкретно эту пьесу я люблю не очень. Есть в ней некоторая трескучесть, однозначность, простота ходов, перезагруженность мелкими персонажами без особых характерных черт…  Но всё же есть и определённый потенциал. И тут уж дело за постановщиком и, прежде всего, исполнителем главной роли. Прежде всего – потому что именно актёрски из этого текста можно вытащить действо.

Скажем, в первой постановке пьесы, которая состоялась в Харьковском театре им. Шевченко более 15 лет назад, главную роль играл Леонид Тарабаринов.  Он уходил от конкретизации, от Марка Шагала как такового, играя Художника вообще, это был поэтический монолог (присутствие Ангела там только мешало). Оставив возраст старческой пластике, он, не меняя её весь спектакль, нёс в себе вечно молодую душу творца.

Подход Вячеслава Кагановича к роли, я бы сказал, антонимичен харьковскому. Здесь тоже есть прорывы в высокое творчество, но отправной точкой всегда становится жизнь в самых будничных её проявлениях, эдакое житьё-бытьё. Перед нами, в общем-то, обычный человек с необычным взглядом на мир. Юношей он хочется учиться в школе искусств, с трудом добивается поступления, но его мир шире и необыкновенней того, который предстаёт в стенах школы. Марк бросает её с тем же упрямством, с которым рвался в неё попасть. Тут дело касается его личности, «самости», а в такие моменты он бескомпромиссен. Каганович очень хорошо улавливает эти переходы от мягкости характера к готовности отстаивать свой мир самым решительным образом.

Но лучше всех актёру удаются сцены, я бы сказал, единения Шагала с тем миром, который он так жадно в себя впитал. И опять-таки возникают они из простой будничной рутины (как не вспомнить ахматовское «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведя стыда»).  Вот залез на крышу, – а там ночь. И он с блаженной улыбкой (нет, с улыбкой блаженства) подставляет лицо звёздному небу, это уже диалог, который выльется в его полотнах… И то же – с людьми, идущими в синагогу, с любовью к Беле, с «раскраской» города по заказу Луначарского…  Житейские заурядные (и незаурядные) происшествия – это позывные вдохновения…

И так, зёрнышко к зёрнышку, Каганович складывает образ уже Художника, который проступает, как некий цветок, почти невидимый за житейской паутиной, но такой яркий и пульсирующий, стоит лишь эту паутину отвести…

Помимо самого Шагала, Каганович играет много небольших ролей-зарисовок. Тут невозможно всё отыграть ровно, запоминаются те персонажи, к которым найден удачный штрих (говорок Луначарского, смех учителя живописи и т.п.) Поскольку в пьесе эти роли лишь едва набросаны, то те из них, где не было найдено ярких актёрских «маркеров», просто забываются.

В целом, спектакль достигает высших точек там, где удаётся «снизить» трескучесть и излишний пафос текста, поговорить со зрителем простым языком, что называется, «за жизнь». А когда этого не получается, текст начинает «резать ухо», как, например, в сцене первого появления Ангела. К счастью, в остальных образах актриса Марина Смолина выходит на очень достойный уровень. Прежде чем сказать об этом подробнее, ещё один (самый чётко улавливаемый) пример сложных взаимоотношений с пьесой. Две сцены с Революцией. Первая –  эдакий «злобный оскал» Революции, гротеск, символ, который, возможно, был уместен в конце 80-х, но сейчас, когда советская история воспринимается спокойнее, явно преувеличен и даже коробит. Но во в торой сцене происходит театральное чудо, авторы коего – режиссёр Арнольд Швецов и, в первую очередь, Марина Смолина. Революция вдруг превращается в революционерку, символ – в женщину. Появляются неожиданные для такого образа нотки участия, сочувствия к художнику. Мы видим обычную бабу, которой искренне жаль Шагала, но столь же искренне она не понимает его и не может согласиться с его мировосприятием . Она пришла из другого измерения, в её мире не могут существовать ни летающие люди, ни картинки беременных коров в центре города, но вот её ли в этом вина? Смолина актёрски оправдывает свою героиню, отвечая почти однозначно: нет, не её.

Но всё же два основных образа Смолиной (помимо собственно Ангела) – Белла и Мать. Если о Белле трудно сказать что-либо оценочное, настолько ровно проведена роль (кроме, пожалуй, очень сильной сцены с сожжением её портрета), то образ Матери – большая удача актрисы. Здесь в каждой сцене – чистая эмоция, вспоминает ли она о муже, сетует ли о том, что сын не заехал в Витебск на родные могилы, ужасается ли отказу Марка учиться живописи… При всём этом она проста настолько, что сама её человечность на каких-то этажах соприкасается с гением сына. Может, она и не всё может понять в его творчестве, но принять, прочувствовать – несомненно. Человеческое сердце само по себе может быть гениальным, убеждает нас актриса.

Жемчугом, щедро рассыпанным по спектаклю, являются музыкальные включения скрипача (ай, нет же! виртуозного «фиддлера»!) Михаила Клейнермана. Он и несколько крошечных эпизодов играет, и неплохо, но какая скрипка!  

Нельзя не сказать и ещё об одном полноправном авторе спектакля – художнике Ирине Ратнер. Сделанные собственными руками (от и до!) декорации придают действу необъяснимый флёр, окутывают зрителя особой шагаловской атмосферой. Вся сцена становится миром Шагала. При этом, не нарушая концепции спектакля, часто этот мир вырастает из точно подмеченных житейских атрибутов.

Финал спектакля был бы совсем хорош, не будь он столь предсказуем. Уже в начале второго акта ясно (особенно если пьесу знаешь), что Художник и Ангел зажгут седьмую свечу – и пойдут вверх по этой вот наклонной плоскости куда-нибудь навстречу звёздам («Полетели!»)  Уточнение лишь в том, что идут они навстречу спустившимся с небес вырезанным фигуркам летающих влюблённых из Шагала. И, само собой, застывают, обнявши друг друга и свечу, с вдохновенными лицами. Может, так и okay. Хотя почему бы вот так, в обнимку, не покинуть сцену, оставив зрителя один на один с Шагалом-художником, да ещё и пустить на экране репродукции его картин: вот он, Шагал, каким мы можем увидеть его сегодня… Но, возможно, для такого финала необходимо больше творческого риска (а то и материальных средств).

Хочу закончить тем, с чего начал.

Творческое подвижничество Вячеслава Кагановича и актёров «By the way» , их работа практически на чистых энтузиазме и жажде творчества вызывает глубочайшее уважение. Спасибо. Искреннее, как ваш спектакль. Это нужно людям. Ибо, как знаем с колыбели, не хлебом единым…

Дмитрий КОРОБОВ